В 1513м году Альбрехт Дюрер создал своего знаменитого « Рыцаря , смерть и дьявола » . Вот , трюкач – рыцарь едет по узкой тропинке в замок на скале , где находится Грааль. Его лошадь уже почти наступила на череп его предшественников , а слева притаился Дьявол , а справа Смерть . Рыцарь , словно канатоходец не имеет права оступиться ….
А здесь мы видим Пляску Смерти . Знаменитая троица . Где циркач в костюме смерти берет за руки царя и церковника , чтобы увести их в вечность . Снова можно подметить единство корней Царство , Цирк , Церковь .
Но весьма странно , что именно фигура церковника больше похожа на карту Таро « Смерть » , фигура царя на карту « Дьявол » , а циркача – на карту « Умеренность ». Циркач , как Граф Монте – Кристо , являет нам и вновь уводит за форганг ( занавес ) своих помощников : церковника – искупителя аббата Бузони и царя – искусителя лорда Вилмора .
Циркач лишь скромный посредник в этом представлении.
Тема «Пляски Смерти» имеет в европейском искусстве давнюю традицию. «Пляска Смерти» зародилась в средневековых религиозных мистериях около XIV столетия. По мнению такого известного исследователя Средневековья, как Й. Хейзинга, исполнение «Пляски Смерти» предшествовало ее изображению. Изображение «Пляски Смерти» переходит в церковные фрески Франции и Германии, проникает в иллюстрации книг.
Изображение «Плясок Смерти» были помещены, например, на деревянных панелях в галерее при входе на кладбище Невинноубиенных младенцев в Париже. Известны также Базельские «Пляски Смерти» — «большие», а так же «малые» в Клингентале.
«Пляска Смерти» представляла собой первоначально изображение танца, в вихрь которого были вовлечены три мертвеца, чередующиеся в живыми. Причем плясали только мертвецы, живые находились в покорном оцепенении. Это еще не изображение Смерти. Это труп, мертвец, не скелет, а мертвое тело, с втянутым, вспоротым животом. Мертвец, вовлекающий в смертельную пляску все сословия, все слои общества, людей всех возрастов и званий. В «Пляске смерти» происходит как бы встреча не со Смертью, а с самим собой, но уже мертвым, не с какими-то неизвестными мертвецами, а в одной пляске сливаешься ты сам одновременно живой и уже мертвец. Такое столкновение рождает ужас, ужас прозревания в себе живом смерти. Или жизни, таящей в себе смерть. Но, несмотря на ужас обнаружения смерти в себе живом, сами пляшущие мертвецы вызывают смех. Эту неоднозначность восприятия смерти в Средние века очень четко уловил Ганс Гольбейн в своих изображениях «Плясок Смерти».
Совершенно по-иному выглядит Cмерть в «Плясках Смерти» Альфреда Ретеля, художника XIX столетия, в творчестве которого возрождается «Пляска Смерти». Имеется в виду графическая сюита «Пляска Смерти». Две гравюры на дереве «Смерть-убийца» и «Смерть-друг» стали подлинно народными в Германии, широко вошли в быт.
«Смерть-убийца» — скелет, одетый в одежду монаха, наигрывая на скрипке, входит в зал, где безмятежно танцуют люди. Падают умирающие, оставшиеся в живых, с ужасом оглядываясь на страшную гостью, устремляются в двери.
Еще более серьезен и страшен образ смерти в сюите «Еще одна “Пляска Смерти”», посвященной событиям вооруженной борьбы 1848 года. Здесь смерть торжественно появляется перед народом в длинном плаще, на лошади. Ее появление вызывает радость и надежду. Она взвешивает на весах трубку и корону, передает восставшим меч правосудия, затем держит знамя восстания, бесстрашно возвышаясь на баррикадах. Наконец, довольная, она уезжает на апокалипсическом коне, среди павших, раненых, плачущих. Всевластие, испепеляющая сила Смерти , ее лживость и хитрость ничем не ограничены, ей одной беспредельно подвластна вся земная, конечная жизнь. И уже нет спасительного смеха, он затерялся в глубинах Средневековья и Возрождения.
В. Лазарев - Парголовский
