В Высшей школе экономики прошла конференция «Свобода информации в России: законы и реальность». Slon публикует некоторые из прозвучавших на ней высказываний.
Иосиф Дзялошинский, профессор Европейского института PR и международной коммуникации (Франция), профессор ВШЭ
Сегодня постоянно звучит вопрос, который мы поднимали в 1994–1995 годах. Что важнее – доступ к открытой информации или прозрачность власти и ее инициатив? Мы с командой тогда создавали первую в своем роде Комиссию по свободе информации и рассуждали, что же нам нужно, искать способы и каналы для журналистов или шугать власть на предмет прозрачности. Я тогда сказал, что прозрачная женщина – это ужасно. И мы решили: пусть будет просто достаточно открытой.
Мы тогда выпускали книги, проводили встречи, даже сделали электронную энциклопедию, а потом вдруг поняли, что гражданам это все не надо. Поняли тот факт, который представляется мне жутким и сейчас. Около 60% россиян за полгода вообще ни разу не заходили в интернет. В среднем по больнице россияне читают 13 минут в день, а телевизор в такой же средней семье включен по 3–4 часа. Мы до 2006 года полуподпольно проводили опрос и выясняли, знают ли люди хоть что-то о своем праве на информацию. Как тогда отвечали, что не знают, так и сейчас. Проблема не в том, чтобы выяснить, что и как власть на своих сайтах скрывает, а в том, как сделать так, чтобы россиян это заинтересовало и они поняли, как с помощью этих сайтов можно принимать важные и эффективные решения.
В прошлом году у нас было только три суда с чиновниками по вопросам предоставления информации, а в Великобритании более 3000 исков. Хотя насчет исков, конечно, понятно, у нас за это не наказывают, у нас наказывают за мат в сторону патриарха. Я, кстати, готов это где угодно повторить. Вы не думайте, что я, говоря о гражданской несознательности, напоминаю Митрофанова прекрасного, который говорил: «Гайки закручивают в других странах, здесь только по головке гладят». Я сейчас, при всем моем уважении к Анатолию Лысенко, уже представляю, каким будет это Общественное телевидение. Я просто призываю граждан к сознательности, к формированию гражданских коалиций, поскольку без них все наши замечательные программы и фонды будут бесполезны.
Михаил Поздняков, сотрудник Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге
Я бы не стал сейчас махать рукой на пассивность граждан. У нас за 2011 год 135 жалоб в органы самоуправления по вопросам информации. Просто нужно действительно принимать во внимание состояние судебной системы. Мы вот как раз изучаем доступ к судебной информации. Результаты наших исследований и мониторинга сайтов российских областных судов показывают, что категория «плохишей» (мы условно делим всю массу судов на «отличников», «середнячков» и «плохишей» по выкладыванию информации о делах в сеть) неуклонно растет. Проведенная нами работа указала на отсутствие каких-то ошибочных постановлений сверху и на то, что первопричина бед с этими ресурсами – стихийность всех недочетов. Например, в одной из первых версий закона было записано, что нужно удалять персональные данные спустя небольшой срок. Потом все спохватились и вспомнили, что это – важная юридическая вещь. Нужно будет специалисту, например, узнать, сколько именно грамм наркотического вещества было обнаружено у проходящего по делу, а это уже невозможно. Чиновники исправились, убрали это из законопроекта, а старые сотрудники уже взяли это на практику и научили этому новых и молодых, процесс пошел.
Нужно заметить, что суды делают все, что у них при сложившихся обстоятельствах получается. У нас сейчас даже нет ясного правового статуса у этих судебных актов, представленных на сайтах судов. О чем говорить...
Иван Ниненко, заместитель директора Центра антикоррупционных исследований и инициатив Transparency International
Есть о чем говорить! Мы делали запросы относительно таких судов-«плохишей», у которых не то чтобы не вся информация по делам, а просто страница сайта не обновляется, в разные регионы. Московская область ответила нам, что органы прокуратуры не уполномочены контролировать деятельность судов. Хотя, как бы мы ни просили их контролировать, мы просили возбудить дело по административному правонарушению, которое, кроме них, никто возбудить точно не вправе. Самый позитивный ответ мы получили из Республики Коми. Там нам сначала ответили в том же ключе, но потом написали, что прокурора, который отказался разбираться в нашем запросе, подвергли денежному взысканию. То есть получилось, что закон у нас принят, но то, что его не соблюдают, воспринимается нормально.
Нас любят спрашивать некоторые, а делали ли мы запрос в администрацию президента, так вот, отвечу сразу. Аркадий Дворкович однажды на встрече лично сказал нам, когда мы ему представляли свои наблюдения и отчеты, что, мол, как хорошо вообще все. «Они же с каждым годом все больше публикуют! Положительная тендеция», – отметил он. И я, честно говоря, даже задумался, напоминать ли ему о том, что законопроект долго разрабатывался, потом все ждали полтора года, пока он вступит в силу, а теперь уже говорить, что они (плохие суды. – Slon) не готовы, как минимум странно.
Виктор Монахов, старший научный сотрудник сектора информационного права Института государства и права РАН
Идеальный вариант – это, конечно, такая wikiлизация. Я сам этот термин придумал. То, что делает сейчас Ассанж, это знаменует новое время. Сегодня мне хочется обратиться к молодежи, сказать им, чтобы они не боялись сейчас становиться иностранными агентами и агентессами. Нам, людям, всю жизнь занимавшимся вопросами свободы информации, сейчас кажется, что настал такой новый этап перестройки. Будем надеяться?
